После экватора зимы России так и не удалось сломить сопротивление украинцев уничтожением энергообъектов. Понимая, что эта ставка не сильно играет, агрессор начинает параллельно готовить другой план. Украинская разведка и военное командование считает, что враг концентрирует силы, чтобы в конце зимы или весной организовать новое масштабное наступление.
Столкнувшись с проблемой в вооружении, россияне, очевидно, хотят получать преимущество количеством живой силы. Удастся ли им мобилизовать еще полмиллиона людей, с каким вооружением у них есть проблемы и с чем связано изменение командующего оккупационными войсками Суровикина – в интервью РБК-Украина рассказал эксперт Центра оборонных стратегий Виктор Кевлюк.
– Допускаете ли вы возможность нового большого наступления россиян, о вероятности которого мы слышим последние несколько недель?
– Это слухи. Большое наступление и вообще наступление с такой скоростью подготовить невозможно. Оно будет, но позже.
– Признаки подготовки какой-то наступательной операции, например, на территории Беларуси вы видите? Ведь было интервью Валерия Залужного, в котором он говорил, что не исключает этого – что может быть задействована Беларусь и что враг может пытаться снова пойти на столицу.
– Безусловно, такое может произойти. Это один из возможных вариантов развития событий. Но насколько этот вариант вероятен – на сегодняшний день он совершенно невероятен.
– В феврале прошлого года, когда они собирались в поход на Киев, они собрали около 40 тысяч подготовленных, профессиональных войск. И они потерпели поражение даже ввиду того, что мы не были сильно готовы к этому вторжению. По вашему мнению, сколько войск – российских или российско-беларусских – сейчас им было бы нужно, чтобы подготовить ударную группировку для похода на Киев?
– Нужно посмотреть немного с другой стороны на ситуацию. Когда они начинали наступательную операцию в феврале прошлого года, у них было 176 батальонных тактических групп, в которых собрали всю боеспособную часть сухопутных войск своей страны. Группировка составляла примерно 200 тысяч. Не все они, конечно, были на киевском направлении.
На сегодняшний день из 200 тысяч, начинавших войну, только убитыми потери 116 тысяч. Еще 300 тысяч раненых. Те, кто начинал это вторжение и случайно остался жив, уже по несколько раз ранены, вылечены и возвращены в строй. Стянуты на войну уже все, кто служил преподавателями, инструкторами, охранял какие-то базы. То есть о высокой боеспособности этих воинских частей говорить не стоит, пожалуй, еще с лета прошлого года.
Было пополнение отмобилизованными. Можно говорить о том, что надлежащую подготовку получили те, кто был призван в воинские части специального назначения. Здесь следует отметить, что российским генеральным штабом принято решение о расформировании 22-й бригады спецназначения, которая понесла такие потери, что восстановлению не подлежит. То есть чтобы восстановить одну бригаду, у них ресурсов не хватило.
Теми остатками частично мобилизованных, что сейчас у них есть, можно подлатать дыры в воинских частях, которые на украинской территории находятся с начала прошлого года. Там уже произошло несколько ротаций. К примеру, 810-я бригада морской пехоты из Крыма уже трижды поменяла свой личный состав. То есть ситуация у них не позволяет создать боеспособную группировку для проведения наступательной операции.
Соответственно, если вы преследуете цель в войне, не достигли ее, но не отказались от ее достижения – вы должны нарастить усилия. Отсюда следует необходимость проведения следующей волны мобилизации, о которой уже ходят разговоры. Это мероприятие продолжительностью около 60-90 дней, после этого еще 60-90 дней нужно на то, чтобы свести все это в военные коллективы и научить их действовать вместе, на военной технике, научить какой-то элементарной тактике. То есть раньше чем через полгода они физически не могут что-то провести – наступательное, серьезное, масштабное.
Что касается Беларуси, там сейчас находится 2-я мотострелковая дивизия западного военного округа вооруженных сил РФ. Она насчитывает около 12 тысяч. Туда постепенно подается пополнение, отремонтированное вооружение. Но наступать одной дивизией на Киев – сомнительный замысел. Не факт, что они доедут в Чернигов.
Учитывая, что группировкой, которая готовится защищать Киев, руководит генерал Павлюк, то у россиян шансов немного больше нуля. Поэтому вся эта беларусская активность – классический пример демонстративных действий, когда противник пытается удержать нас от перебрасывания части наших сил с северного направления, например, под тот же Соледар.
.jpg)
Виктор Кевлюк (фото: Facebook, CDS.UA)
Чтобы задумывать поход на Киев, россиянам нужно собирать группировку по крайней мере на 250-300 тысяч. Тогда, может, у них что-то и получится, хотя не факт. Если Вооруженные силы имеют на этом направлении 30 тысяч защитников, то враг должен по меньшей мере собрать 150 тысяч, и это не гарантирует победу. Поэтому если что-то и будет – оно должно развиваться иначе. Учитывая, что мы сейчас наблюдаем на фронтах, это будет попытка продвинуться в Киев через Запорожье и Бахмут в направлении на Днепр, из Днепра – на Черкассы, а из Черкасс – на Киев. Иначе оно не вырисовывается – по другим направлениям просто нечем.
– Было заявление нашей разведки, что сейчас действительно готовится новая волна мобилизации в России и что они хотят набрать 500 тысяч человек. Их мобилизационная инфраструктура может потянуть такое количество людей?
– Здесь зависит от того, что мы подразумеваем под мобилизационной инфраструктурой. Если мы имеем в виду систему военных комиссариатов – вообще без проблем. Вопрос – что происходит с этим ресурсом дальше. Учебно-материальная база российских вооруженных сил способна "проглотить" примерно 100-120 тысяч. Учитывая, что они развернули уже в 16 университетах курсы подготовки младших офицеров – пусть это будет еще 8-10 тысяч. Набирается 130 тысяч, пусть максимум – 150 тысяч.
Еще 350 тысяч куда девать? Сомнительно, что они влезут в пункты постоянной дислокации. Я не слышал и не видел оценок, что на такое количество людей есть запасы пищи, горючего, одежды, экипировки. Это племя в резиновых шлепках и спортивных костюмах должно быть? Они формально будут оформлены как военнослужащие. Что делать дальше, куда их поселить? Не получится запихнуть в казарму, в которую помещается 200 человек, две тысячи.
Очень часто мы, кстати, видим сообщения о пожарах в торговых центрах России. Есть информация, что они горят не просто так. Это горят места, где находилось военно-техническое имущество, которым вооружались частные военные компании. Кто их поджигает – неизвестно. Но движение специфических людей специфических народностей вокруг этих торговых центров позволяет утверждать: те, кто говорит, что это склады ЧВК "Вагнера", не ошибается.
Пожалуй, такая же история может произойти с экипировкой призванных во время мобилизации. Вспомните, как в начале вторжения начали гореть склады в Брянской, Воронежской, Курской областях. Сугубо с экономической точки зрения – все очень логично: "что нас может спасти от ревизии – воровство". То есть на количество призываемых людей создаются определенные запасы. Когда эти запасы продали, условно, на Кавказ, а остальные сгорели, кто виноват? Украинские диверсанты, "визитка" Яроша и так далее.
Таким образом, была уничтожена значительная часть запасов. Часть запасов была передана частным военным компаниям и каким-то странным образом загорелась по всей России. Во что они собираются одеть 500 тысяч человек, если уже у тех, кто сейчас прибыл на линию фронта, нет элементарной современной баллистической защиты, не хватает бронежилетов? Они постепенно скатываются в управление человеческими массами уровня гражданской войны 20-х годов прошлого столетия. То есть формально они соберут людей, но в дальнейшем справиться с ними не смогут.
– Помните, когда они начали эту первую волну частичной мобилизации, были очень скептические оценки в целом относительно того, какое качество тех войск, учитывая, что определенное количество из них сразу бросали на фронт. Однако есть мнение, что эти неподготовленные "чмобики" все же помогли замедлить наши наступательные действия и удержать оккупированные территории. Вы согласны с таким мнением?
– А мы проводили наступательные действия? Ни на одном из направлений мы не готовили и не предпринимали никаких наступательных действий.
– А если брать северо-запад Луганской области? Мы там двигались к Сватово – Кременной, но, если я правильно понимаю, тот участок усилили теми же мобилизованными и наше продвижение там несколько забуксовало.
– Мы там остановились после того, как завершили изюмскую операцию и освободили Харьковскую область. Дальше просто складывалась благоприятная обстановка, когда мы могли продвигаться. В районе Дибровы и сейчас продвигаемся. Противник был вынужден с херсонского направления перебросить туда 76-ю и 106-ю десантные дивизии, чтобы хоть как-то усилить подразделения 20-й общевойсковой армии РФ, там на рубеже бегом создавали какую-то оборону.
Что касается тех самых "чмобиков" – там ситуация достаточно проста. Россияне не придумали ничего лучше, чем создать территориальные войска и стрелковые полки мобилизационного резерва. Это формирование, которое вообще ничем вооружать не надо. Собрали: 10 человек – отделение, 30 – взвод, 100 человек – рота, 500 – батальон, 1000 – полк. Всем дали по автомату 1963 года выпуска. И дальше понемногу берут тех "чмобиков" и забрасывают в понесшие потери подразделения.
Сказать, что они как-то принципиально повлияли на положении дел на фронте – нет. Мы еще принципиально не влияли на российские войска для того, чтобы провести действительно наступательную операцию. Мы наблюдаем бои местного значения. Это абсолютно локальные, тактические действия, у которых нет цели прорваться на 30-50 километров, нанести какие-то значительные потери противнику. Это просто противостояние в первой линии обороны – не более того. Даже тяжелые бои в Соледаре и Бахмуте – это не является чем-то оперативно-стратегическим. Это тактические действия.
– Если оккупантам удастся захватить Соледар, насколько это ухудшает положение наших войск в Бахмуте?
– В случае захвата Соледара для противника будет задача удержаться в низине. Потому что, отойдя на 2 километра в западном направлении, наши войска оказываются на заранее подготовленном, качественно оборудованном рубеже обороны. И они оказываются выше противника. Противнику нужно наступать вверх – то есть бежать из низины Соледара 2 километра в первую нашу траншею. Вопрос – а в чем смысл?
Смысл в том, что господин Пригожин хочет поправить свое материальное положение. Соледар – место добычи соли. Бахмут – место добычи гипса и тоже соли. Соответственно, можно предположить, что российское руководство говорит: "Товарищ Пригожин, как захватите эти два города – копайте соль, гипс – это вам".
Потеря Соледара не приведет к легкому захвату Бахмута оккупантами (фото: GettyImages)
Потеря Соледара для нас в военном смысле не меняет ничего. Для противника она создает проблему, потому что в этом месте огнем из господствующих высот без конца будут выбиваться все зашедшие в Соледар. Это станет местом коллективного самоубийства. Для обороны Бахмута это будет, скажем, неприятно, потому что в городе севернее образуется вражеская группировка, которая при попытке движения в направлении Бахмута попадает под фланговый удар Вооруженных сил Украины.
– Приходилось слышать другую оценку, что потеря Соледара имеет значение для Бахмута в том смысле, что от Соледара им открывается путь к трассе на Славянск.
– Это одна из логистических артерий, обеспечивающая Бахмут. Ее потеря не означает катастрофу из-за прекращения поставок. Да, это приведет к определенным сложностям для обороны Бахмута. Но противник заходит в капкан, из которого ему потом будет очень тяжело выбираться. Идея охватить Бахмут с севера и с юга – через Соледар и через Курдюмовку – неплохая при условии, что у вас есть преимущество в силах и средствах.
Противник не может масштабно применять авиацию – погода не та. Они не могут масштабно использовать артиллерию. Во-первых, не хватает боеприпасов. Во-вторых, уже не хватает и самой артиллерии. Могут использовать бронетехнику – все это отлично просматривается на дистанции 3-5 км и сжигается. То, что мы видим – они наступают по собственным трупам, продвигаясь на 10-20 метров в сутки. С таким темпом там можно положить 100 тысяч человек и получить один километр территории.
– Буквально перед нашим разговором (11 января – ред.) появилась информация об изменениях в руководстве так называемой объединенной группировки оккупационных войск в Украине.
– Супер новость.
– Как вы считаете, с чем связаны такие перестановки – что Герасимов стал командующим, а Суровикина фактически понизили до его зама?
– Это результат подковерных событий в Кремле. Существует противостояние между военными и условными бизнесменами. То есть с одной стороны – Шойгу и Герасимов. С другой – Пригожин, Кадыров, туда же можно добавить командующего Росгвардией Золотова. Эти два клана меряются между собой.
Но вчера мы увидели назначение начальником главного штаба сухопутных войск генерала Лапина, отстраненного от руководства российскими войсками центрального округа после Лимана с подачи и после сильной критики Пригожина и Кадырова. А сегодня мы видим назначение Герасимова руководителем операции. То есть военные побеждают в этом противостоянии.
С другой стороны, назначение Герасимова руководителем операции – это не о должности, это человек получил боевую задачу. Он не понижен, не повышен, просто он теперь занимается еще и другим. Это может быть и осознанием того факта, что успешных перспектив у этой операции немного, поэтому Герасимова просто отдали на убой и он будет назначен крайним, виновным и всех собак спустят именно на него.
Суровикин по должности главнокомандующий воздушно-космическими силами вооруженных сил Российской федерации. Он кем был – тем и остался, зарплата у него не изменилась. Просто он больше не управляет операцией, а помогает Герасимову. Это ни понижение, ни повышение. Это смена руководителя.
– Это может говорить о том, что Суровикиным не удовлетворены?
– Да, может. И это может говорить о том, что бывший командир 42-й дивизии в Чечне генерал-майор Суровикин, товарищ Кадырова, вместе с ним проиграли подковерную борьбу, по крайней мере, на данном этапе.
– Есть ли основания полагать, что россияне обстреливают наши энергообъекты уже не столько, чтобы люди бунтовали из-за невыносимых условий, толкали власть к переговорам и принятию ультиматумов Кремля, сколько для того, чтобы истощить наше ПВО? И тогда их авиация могла бы залетать в наше воздушное пространство и обстреливать нас неуправляемыми бомбами, как они это делали в Сирии. Ведь с начала войны они не могут использовать у нас такую тактику.
– Я с этим не согласен, ведь атаки на объекты энергетики мы видим, а вот атаки на позиции Сил противовоздушной обороны не видим. Ракеты зенитные у нас не кончатся. Союзники их как поставляли, так и будут поставлять, даже еще больше, чем раньше. Соответственно, истощение системы ПВО не наступит.
Потеряв 300 ударных самолетов, по меньшей мере 350-400 пилотов вместе с ними, у России есть проблема. На чем-то нужно летать, кто должен применять обычные гравитационные боеприпасы – старые бомбы. Мы видели, как в Ейске пилот, призванный по мобилизации из гражданской авиации, на самолете Су-24, полностью заправленном с полным подвешенным боекомплектом, врезался после взлета в единственную высотку, которая в Ейске вообще есть. Это завтрашний день российской ударной авиации.
Воевать против истребителей, которые год получали опыт воздушных боев, уступая технически, но побеждая тактически, научившихся перехватывать все типы целей – от "шахедов" до крылатых ракет – призванный из запаса пилот таких чудес демонстрировать не может. Поэтому будут дальнейшие ракетные обстрелы критической инфраструктуры, в лучшем случае – бомбовые удары по переднему краю неуправляемыми боеприпасами. На больше они сегодня не способны.
– Уже середина зимы, эти удары по инфраструктуре действительно создают неудобства, но они не выводят людей на улицы. Почему они дальше двигаются по этой тактике, если она не работает, а у них уже пошел стратегический резерв ракет?
– Если бы нам не помогали союзники, не передавали оборудование для энергетических объектов – мы бы уже были в очень тяжелом положении сугубо с энергетической точки зрения. Зимой это критично, ведь когда электронасос не качает из котельной горячую воду в дом – в доме холодно, жить там не сильно хочется. Противник не достигает цели своих действий, но не оставляет надежду, что он в конце концов попадет в какое-то такое место, в результате чего резко все остановится.
Россия все еще надеется, что ракетными ударами сможет разрушить нашу энергетическую систему (фото: GettyImages)
Премьер-министр заявил, что в Украине повреждены все тепловые и гидроэлектростанции, а также 40% объектов высоковольтной сети. Но мы держимся. И как бы это ни странно звучало, получение помощи Запада позволяет прямо во время бомбардировки модернизировать нашу энергетическую систему, по крайней мере в части распределения электроэнергии.
– Есть такая информация, что у россиян уже есть проблемы и с артиллерийскими снарядами.
– Да есть.
– Когда это начнет ощущаться на фронте?
– Уже чувствуется. Интенсивность обстрелов с российской стороны снизилась примерно в пять раз.
– Летом, когда велись горячие боевые действия в Луганской области, то количество выстрелов с их стороны достигало и 60 тысяч, и 70 тысяч в сутки. Сейчас в декабре было ориентировочно 20 тысяч. Как я понимаю, дальше оно будет только падать, если Россия не найдет какой-нибудь источник пополнения этих снарядов. Если она не найдет – когда этот дефицит может свести на нет их наступательные действия и может ли свести на нет?
– Уже в этом году мы видели, что противник применял боеприпасы 2022 выпуска. То есть прямо с завода они попадают на фронт. Или запасы истощены настолько, что остался критический предел. Или они на таких расстояниях хранятся, что еще не успели доехать до фронта.
Мы наблюдаем изъятие запасов боеприпасов из складов Беларуси, но у них тоже они не колоссальны. Рано или поздно это окно возможностей закроется. В Харьковской области на брошенных россиянами позициях были найдены мины, подписанные на корейском языке. Сразу был вопрос к Ким Чен Ыну, что это за дела. Северная Корея сказала, что они вообще якобы никак не причастны.
Огромным источником снабжения мог бы стать Китай. Но то, что Си Цзиньпин заявил, что не планирует встречаться с президентом Российской федерации, говорит о том, что россияне из Китая не увидят не то что снаряды, но и консервы. Назначение министром иностранных дел Китая бывшего посла в США совершенно ясно об этом говорит. Китай с точки зрения восточной философии дал всему миру понять, куда и как он двигается. К тому же перед назначением новый министр в американском журнале обнародовал свою программную статью типа "чем я буду заниматься на новой должности". Из статьи четко понятно, что в мире есть две супердержавы, а не три.
Поэтому думаю, что Российской федерации не удастся разрешить кризис с поставкой боеприпасов. Иран не рассматривается, потому что вооружен не теми калибрами. Очевидно, Россия будет черпать те запасы, которые хранятся где-то за Уралом. Их много, хватит на долго, но, во-первых, это огромное логистическое плечо. Эшелон из Уссурийска в европейскую часть России едет дней 14 дней, а учитывая проблемы на российской железной дороге – пожалуй, и 20 дней. Далее перегрузка с железной дороги на автотранспорт.
Во-вторых, время уйдет на сортировку и доставку на передний край, а тут же работают HIMARS. То есть партии им приходится мельчить еще, куда-то прятать, перемещать. В конце концов, к боевым позициям в надлежащих количествах и в надлежащие сроках оно физически попадать не может. И это давление, я думаю, мы не планируем ослаблять.
Один момент, который нужно иметь в фокусе – россияне могут накапливать вне досягаемости наших огневых средств запасы боеприпасов для проведения наступательной операции. Думаю, наша разведка анализирует это. Если такие места будут выявляться, они будут поражаться. Пока я не встречал информации ни о том, что они накапливают, ни о том, что они уничтожаются.
– А зачем брать из Северной Кореи, если они могут довезти из-за Урала – это ближе?
– У Северной Кореи с Россией есть общая граница. Есть определенные дефицитные номенклатуры боеприпасов, которые либо не производятся, либо по каким-то причинам их мало. И их нужно срочно где-либо взять. Северной Корее деньги нужны всегда. Плюс, им очень интересно получить военные технологии.
– Какие преимущества дают нам эти боевые машины пехоты Bradley, Marder и AMX-10RC и могут ли они серьезно повлиять на ход войны?
– Безусловно, да. Что касается боевых машин пехоты Bradley, нам передаются машины, которые после "Бури в пустыне" были модернизированы, с устраненными недостатками. Этим машинам по 20 лет и больше, но они совершенно технически исправны. На сегодняшний день это одни из лучших боевых машин, которые вообще в мире есть. Нам обещаны 50 единиц, это два неполных батальона. Это не делает большую погоду в масштабе оперативной группировки войск, но на тактическом направлении эти машины – супер.
Marder – это вообще мечта. Представьте, что вы пришли в автосалон и выбираете: покупать Москвич или Mercedes. Вот Marder – это Mercedes в мире боевых машин пехоты. У него шикарное оружие, шикарная броня. У Marder автоматическая коробка передач стояла еще в середине 70-х годов – в автомобилях ее еще не было. Это очень комфортная водительская машина, удобная для экипажа.
Что нам дают боевые машины пехоты? Они дают нам возможность стремительного прорыва в тыл противника. Второе – надежное прикрытие броней и огнем нашей пехоты. Когда освобождалась Харьковская область, две механизированные бригады и воздушно-десантная бригада на боевых машинах десанта показали, чем может закончиться стремительный рейд мощных, подвижных соединений Вооруженных сил в тылу. Они просто разорвали оперативную оборону. Противник даже не знал, в каком направлении отступать. Чем больше у нас такой техники – тем красивее будут наши победы. Учитывая, что Запорожье, Таврия – это степь, то для таких машин с повышенной проходимостью, хорошей броней – это именно то место, где их нужно применять.
БМП Marder (фото: GettyImages)
Относительно машин AMX-10RC – это не танк, это скорее противотанковая пушка на колесах. Хорошая штука. Из проблем – она имеет специфический боеприпас, натовский калибр, но он производится только во Франции, исключительно для внутреннего использования. Если с логистикой этих боеприпасов не будет проблем – это мощное оружие, которое поддержит действия боевых машин пехоты, которые нам передают союзники. В бригадах, вооруженных бронетранспортерами – это будет очень удачное дополнение.
Это все шаги в верном направлении, но все зависит от того, сколько и чего нам будут передавать. Если речь идет о 30 боевых машинах пехоты, 30 танках – это хорошо. Если речь идет о 15-20 артиллерийских системах – это тоже хорошо. Меньше – нет, больше – супер.
– После решения об этих машинах пошли разговоры, что следующим шагом может быть передача танков. Как вы считаете, можем ли мы получить более современные танки, чем те, что у нас есть, в ближайшей перспективе?
– Вопрос в том, что мы считаем современными танками. Концепции машин Abrams и Leopard – это конец 70-х — начало 80-х годов. Это не новые танки. Получить последнюю модернизацию – слишком дорогой подарок, вряд ли нам партнеры их дадут. Leopard A7 – это почти что космический аппарат. Во-первых, его тяжело освоить. Во-вторых, он требует сложной логистики, он сложный в плане ремонта. Такие машины как Abrams или Leopard в поле ремонтировать нельзя – это не Т-64, к которому могут прийти два человека из ближайшего СТО с гаечными ключами, поремонтировать и он поедет.
С другой стороны, на соревнованиях танковых экипажей в Германии в 2015-2016 годах выигрывали не те, у кого лучше танк, а те, у кого лучше экипаж. Первое место заняли австрийцы на танках Leopard модернизации Leopard 2А4. Именно эти машины нам и будут передавать. Это хорошая машина. Она не бессмертна. Этот танк можно остановить, подбить, но убить экипаж – это большая проблема. Конструкция надежно защищена. Поэтому я считаю, что получение этих машин позволит нам, даже теряя в боях танки, сохранять танковые экипажи.
– Видите ли возможность, что в ближайшее время может быть решение о передаче нам этих танков?
– Что касается танков Abrams – единолично решение будет приниматься Соединенными Штатами. Что касается танков Leopard – это должно быть комплексное решение. Есть такое понятие, как сертификат конечного пользователя. Если правительство страны-производителя позволяет передать технику конечному пользователю – Вооруженным силам – то любые другие национальные правительства могут также предоставить нам такие машины без каких-либо преград. Но правительство Германии хочет это свое решение согласовать с союзниками. Как быстро это произойдет – трудно сказать, но следующий "Рамштайн" должен состояться на следующей неделе (20 января, — ред.), поэтому, думаю, стоит ожидать хороших новостей.
– Какие направления на фронте вы считаете самыми перспективными для развития нашего наступления? Ведь и Буданов уже говорил, что у нас должно быть какое-то большое наступление весной.
– Что касается моего личного мнения как частного лица, мне очень понравился бы удар от Угледара через Волноваху, между Донецком и Мариуполем, на Новоазовск. Было бы очень красиво, не слишком затратно и очень эффективно. Это полностью развалило бы российскую группировку. Не знаю, так ли будет. Думаю, в Генеральном штабе достаточно креативных и опытных людей, которые придумают что-то еще круче, чем я озвучил.
– Больше на слуху прорыв на юге на другом участке – в Мелитополь и Бердянск.
– Противник осознает, что мы так хотим сделать, и строит в районе Мелитополя линию обороны. Поэтому я не думаю, что целесообразно быть настолько прямолинейным и предсказуемым, чтобы лезть на вражескую оборону, класть людей, терять вооружение и преодолевать то, что можно просто обойти. Думаю, все, что нужно, уже придумано. Стоит дождаться "Рамштайна", Bradley, новых танков, и тогда мы увидим много интересного.
